Глава 30. Склочница

 Опорочить, ошельмовать и опозорить, а потом выставить полным дураком можно кого угодно. Особенно, если речь идет о забывшем свое место подчиненном. Ведь всем известна пословица: «Я – начальник, ты – дурак, ты начальник – я дурак!» Шеф – Кремлевский консультант, не понаслышке знакомый с методами КГБ, такой подход вполне разделял и умело этим правилом руководствовался, ибо в бывшем СССР по-другому и не могло быть. Достаточно вспомнить все «разборки» государства с диссидентами. К слову сказать, что и в нынешней России все осталось по-прежнему. Думаю, читателя не нужно в этом убеждать.

Так что разбирался Шеф с любыми непокорными, как чекисты с диссидентами, легко и просто, испытывая при этом глубокое удовлетворение. Ведь в ответ ему никто и ничего сказать не смел. И если появлялся на кафедре очередной борец за правду, Шеф «обрабатывал» его по полной программе. Правды добивается, значит – склочник; начальству письма пишет на несправедливость – сутяжник. А коли ты склочник и сутяжник, будь добр объясниться с «трудовым» коллективом, который и вынесет тебе заслуженный приговор, и порекомендует освободить теплое кафедральное местечко, на которое всегда найдется более лояльный претендент. Вспомнить, хотя бы историю с Отступником, бывшим когда-то любимчиком Шефа. Которого тот впоследствии «сгноил» только за то, что как-то услышал о себе неприглядную, но правдивую историю о мелком плагиате…

И система эта, никогда не дававшая сбоя, всегда выручала Шефа, когда нужно было избавиться от слишком беспокойных людей. От ординаторов и аспирантов до ассистентов и доцентов все это понимали и старались вести себя соответственно. И вдруг, на тебе, сюрприз: появившаяся невесть откуда девица-ординатор посмела настрочить жалобу на него самого – Ректору и Декану. Обучают, мол, ординаторов на кафедре плохо.

«Лекций нам не читают, занятий никаких с нами не проводят. А просто заставляют работать врачами в общетерапевтическом отделении…» – с покрасневшим от бешенства и злости лицом читал Шеф эту, как он считал, «кляузу», любезно переправленную ему из деканата ординатуры и аспирантуры с просьбой «разобраться и отреагировать».

«И сделать ей ведь ничего нельзя. Выгнать бы ее, но от целевого ординатора из городского управления здравоохранения так просто не отделаешься. И что, до конца ее ординатуры терпеть подобные выходки? А потом еще и удостоверение об окончании с благодарностью выдать? Проучить ее нужно хорошенько, чтобы вела себя тихо и нос не совала, куда не следует! Лучше с Завучем посоветоваться, – решил Шеф, немного поостыв и все обдумав. – Вместе и подумаем, как с этой «писательницей» и ее письмом разобраться…»

– А что тут волноваться, – успокоила его приглашенная в кабинет Завуч, ответственная за работу с ординаторами, прихватившая с собой на всякий случай и Парторга.

– Устроим собрание по поводу очередного выпуска ординаторов. И пусть те, кто идет в аспирантуру, сделают доклады по выбранным ими темам. Вот Декан и убедится, какие достойные врачебные кадры выходят из стен клиники. И тогда поймет, что жалобы эти пишет обычная склочница, случайно попавшая на нашу кафедру.

Шеф идею одобрил и через пару недель в кафедральном конференц-зале Доктор, как и его будущие коллеги по аспирантуре, рассказывал об уже проведенных и намеченных исследованиях по предстоящей диссертационной работе. Декан слушал счастливчиков – новоиспеченных аспирантов, и в такт бубнящим о своих «достижениях» будущим ученым одобрительно кивал головой. Некоторым из них, к удовольствию Шефа, еще задал и несколько вопросов. А под конец спросил, начиная с Доктора:

– Нравится вам здесь на кафедре учиться и работать?

Тот, не задумываясь, ответил:

– Да, очень. И особенно приятным для нас было доброжелательное отношение к нам – ординаторам – таких людей как…

Тут он выдержал небольшую паузу и, как-то по-особенному приветливо (а может, и ехидно?) улыбнувшись, перечислил всех своих недоброжелателей – Завуча, Куратора, Стукача и Парторга. Наверное, просто, не смог удержаться.

Шеф отчего-то насупился, а Декан улыбнулся, обращаясь с вопросом уже к другому – пробившемуся в аспиранты молодому брюнету. И ожидая услышать в ответ незатейливое «да» или, может, «очень нравится», изумился до крайности (только что рта не разинул!), когда прозвучал монолог с характерным кавказским акцентом:

– Эта… Клиника, каторая, канечна, имеет научные традиции, а значит, станет для нас настоящая научная школа…

К слову сказать, бóльшая половина аспирантов на кафедре была с Кавказа. Уж очень хотелось местечковым начальникам разного ранга остепенить детишек «на самый лучший кафедра страны», какой считалось вотчина Шефа…

Ну, а Шеф тут же, довольно улыбаясь, добавил:

– Вот вам и ответ на все вопросы, так и доложите Ректору. Потом, наклонившись к уху Декана, «доверительно» шепнул:

– Ну, а письмо, эта Склочница или по чьему-то наущению, или просто из зависти написала… Мы с ней еще разберемся.

И в заключение взял инициативу в свои руки:

– Вот так в ординатуре на нашей кафедре воспитываются квалифицированные врачи: они посещают научные конференции, читают медицинские журналы, делают доклады на клинических разборах. И без преувеличения можно сказать, что они каждый день, каждый час и каждую минуту чувствуют рядом поддержку старших товарищей – ассистентов, доцентов и заведующих отделениями.

Тут Доктор вспомнил, как его «прессовали» на первом году ординатуры Куратор и Завуч, как Стукач пакостил ему и разносил о нем по кафедре грязные сплетни, и как Шеф реагировал на все это, и мысленно прокомментировал:

«Знаем мы вашу поддержку, прочувствовали ее на своей шкуре!»

– Но есть и другие, если их можно вообще считать врачами, – продолжил Шеф – они не посещают научных конференций, не читают медицинских журналов, не участвуют в клинических разборах. А каждый день только и ждут окончания рабочего времени, чтобы (тут Шеф помог себе изящным жестом руки) «испариться» из своего отделения.

Изобразив на своем лице возмущение и выдерживая его секунд десять для коллектива, который должен был, по его мнению, так же единодушно осудить Склочницу, Шеф, выразительно глядя на нее, продолжил свою речь:

– А потом они почему-то жалуются на недостаточную программу подготовки! Конечно, неприятно, когда в нашем здоровом коллективе появляется какая-нибудь Склочница, – в голосе Шефа появились обличительные интонации (при этом он как бы обращался к Декану), – но трудовой коллектив всегда с такой разберется!

«Да, уж, – подумал Доктор, вспомнив расправу Шефа с Отступником. – Кто здесь самый большой склочник, это еще вопрос!»

Парторг, Завуч, Стукач, а с ними и все присутствующие на собрании немедленно обратили свои взоры на провинившуюся Склочницу, которая сидела красная как рак (а может, и багровая, как свекла), «прибитая» Шефом к позорному столбу для дураков и бездельников. Хотя, по сути, в своей жалобе она написала чистую правду. Тематических лекций ординаторам не читали, занятий и семинаров не проводили. А просто использовали в качестве врачей в отделениях больницы, где они выполняли всю работу вместо городского персонала, получавшего, кстати говоря, зарплату и за ординаторские палаты. И конечно, врачам со стажем от такой «ординатуры» вряд ли можно было получить что-то полезное. Только что, разве, удостоверение о пройденной специализации.

Декан же, не знавший порядков в клинике Шефа, был вполне доволен, не подозревая, какой спектакль ему устроили заранее подготовленные аспиранты. И вся правда о том, что вместо обучения ординаторы трудятся, как говаривал Доктор, в «отделении для умирающих» (терапии, где «навалом» лежали старики и старухи со своими хроническими болячками), так и затерялась вместе с «клеветническим» письмом правдоискательницы. А Доктор, в свою очередь, подивившись еще одним талантом Шефа – строить «потемкинские деревни», понял главное: не Стукача и Завуча с Парторгом, а его – Шефа – предстоящие три года нужно опасаться больше всего…

Дней через десять после «выпускного» собрания Доктор встретил как-то «заклейменную» Склочницу, к которой это имя с того памятного дня и прилепилось. Всегда уверенная в себе, с вызовом во взгляде, теперь она выглядела совсем по-другому: молчаливой, невзрачной и тихой, как мышка. Но окружающим было не до нее, как и Доктору, у которого на носу был первый аспирантский год…